Однако, прежде чем выйти за калитку, я не удержалась и, обхватив себя за плечи руками, чтобы не особенно дрожать, дошла до брошенных телогреек. Они промокли насквозь, я с трудом подняла их и шагнула ближе к забору. В сердце что-то слабенько екнуло, но, вопреки ожиданиям, картина передо мной предстала та же: машины, темный дом и пустой двор. Я почему-то расстроилась.
Вернее, я знала, почему, но признаваться в этом не хотелось даже самой себе. Я надеялась увидеть Ефима.
— Дура, дура, дура ты, — тихонько пропела я, — дура ты проклятая… У него четыре дуры…
По дороге к калитке я пристроила телогрейки сушиться, стараясь повесить их так, чтобы они не попались на глаза уезжающим Иркиным родственникам.
Несмотря на ранний час и все мои старания, по дороге домой мне повстречалась пара местных жителей, с которыми пришлось здороваться. Удивление, написанное на их лицах, навело меня на мысль о том, что им теперь будет о чем посудачить, гадая, откуда это могла возвращаться в такое время незамужняя учительница младших классов.
Добравшись наконец до родного порога и продрогнув окончательно, я на цыпочках вошла в горницу. В доме было абсолютно тихо, если не считать тюканья ненавидимых мною скрипучих старинных ходиков, с которыми бабка никак не соглашалась расстаться. Я облегченно выдохнула и пошла к себе, но потом передумала и, осторожно приоткрыв дверь, сунула нос в комнату Стаса. Через секунду я готова была заорать в голос: Стаса там не было. «Все, — похолодела я, — полный капут…»
В этот момент на лестнице послышались шаги, и я в мгновение ока убралась к себе. Прильнув ухом к замочной скважине, я услышала, как кто-то вошел в горницу, и по громкому зевку опознала исчезнувшего Стаса. Он прошел прямо к себе, волоча за собой ноги, словно пенсионер, и я сообразила, что он всего-навсего ходил в туалет. Возрадовавшись, что не столкнулась с ним, я стянула футболку, развернулась, намереваясь плюхнуться в теплую постельку, и увидела, что в ней, сложив ручки на груди, сладко посапывает Володя Савченко. Я скрипнула зубами, с трудом воздерживаясь от высказываний, и некоторое время смотрела на спящего мальчика. Мальчик был, правда, длиной как раз с мою кровать, однако из-за этого он не переставал быть ребенком, и будить его я, конечно же, не стала. Уныло глянув на будильник, я решила, что если разбудить Вовку через полчаса и напоить его чаем, то он вполне успеет на шестичасовой авто-. бус. Я натянула свитер, подумала, взяла еще плед и устроилась на стуле возле окошка. Положив локти на широкий подоконник, я следила за утренней разминкой птиц в небе и раздумывала о превратностях жизни.
— Эй, Корона Российской Империи! — Я вздрогнула и чуть было не свалилась со стула на пол, потому что правый бок онемел окончательно и на сигналы мозга не реагировал. — Знал я, что ты с чудинкой, но чтоб настолько…
Я заскребла ногтями по подоконнику, силясь встать на ноги, но мои попытки, подозреваю, выглядели весьма жалко, шея тоже одеревенела, и единственное, на что я была способна, так это достойно отвечать.
— А ты — Тюбетейка Туркменской Федерации, — отозвалась я, глядя в окно, поскольку другого выбора у меня просто не было, — шибко умный…
Отлепившись наконец от подоконника, я встала и вдруг увидела под локтем сложенный вчетверо лист бумаги. Я судорожно скомкала его, пытаясь незаметно от Стаса запихнуть под свитер. Совершив к тому моменту поворот на сто восемьдесят градусов относительно подоконника, я увидела, что постель моя пуста, а повернувшись еще на девяносто, смогла разглядеть Стаса, стоящего в дверях в весьма эффектной позе.
— В кровати тебе уже не спится?
— Не-а, — протянула я, энергично растирая шею и гадая, куда же мог деваться мальчик и был ли он вообще. — А время сколько?
— Девять, — отозвался Стас, — Степанида Михайловна в город уехала… Неужели всю ночь за подоконник держалась?
— Держалась… Вот что, выйди-ка, мне одеться надо! — Я решила на всякий случай заглянуть под кровать, к тому же очень хотелось прочитать записку.
— Зачем тебе одеваться? — продолжал отсвечивать Стас. — Ты уже одета…
— Стас, — повысила я голос, — выйди!.. Пожалуйста…
— Подумаешь, — сказал он, — очень надо!
И закрыл дверь. Я тут же сунулась под кровать, но там было пусто. Тогда я вытащила из-под свитера бумажку, развернула и прочитала:
«Спасибо! До свиданья!»
— Тьфу ты! — плюнула я в сердцах.
Значит, Вовка просто-напросто проснулся раньше и ушел, пока все еще спали… А вдруг его Стас видел? Нет, не может быть, он бы не промолчал, не вытерпел. А бабка? Эта уж точно такой бы хай подняла, что чертям тошно стало бы. Выходит, пацан смылся незаметно, вот и хорошо. Скомкав лист, я бросила его в корзину. Но, подумав, достала и разорвала на мелкие кусочки. В нем, собственно, ничего криминального не было, но мало ли!
Я теперь пуганая.
Позавтракав, я сняла висящий на стене календарь и, усевшись возле окна, стала прикидывать, в какой день неплохо было бы съездить на работу. В конце месяца у нас две экскурсии, и вопросы транспорта лежали на моей совести. Конечно, никаких проблем с транспортом не ожидалось, но неплохо все же подготовиться заранее.
— Стас! — крикнула я. — Ты что делаешь?
— Читаю, — недовольно отозвался он, и я тут же поняла, что сегодняшний день ничем не хуже других.
— Мне в город надо, я поехала!
Как я и ожидала, через минуту в горнице появился Стас, держа в руке толстую книгу с закладкой из конфетного фантика.
— Чего это вдруг?
— Ничего не вдруг! В школу надо заехать. А вечером Ирка нас в ресторан пригласила, так что не буду время терять, поеду прямо сейчас, — я глянула на ходики, — автобус через двадцать минут. Ты отдыхай, не стесняйся.