Вредность не порок - Страница 4

— А он подобными шутками когда-нибудь отличался? — спросила я у Ирки.

— Да нет вроде. Парень он, в общем, серьезный. Семейка у него так себе, а сам он ничего. Хотя как чужую душу разберешь?

— Это точно, — согласилась Надька и добавила:

— Только если мы здесь еще полчасика протопчемся, ты в город наверняка опоздаешь.

На пляже почти никого не было. Только мамаша с двумя детьми да две девчонки лет пятнадцати, растянувшиеся на полотенцах.

— А я такая умненькая девочка! — пропела Надька, доставая из объемного баула сверток. — Не знаю, кому как, а мне на пляже первым делом есть хочется, потом уже все остальное!

Она вытащила небольшую салфетку, принялась раскладывать малосольные огурчики, вареные яйца, черный хлеб, помидоры и маленькие охотничьи колбаски.

У меня сразу же забурчало в животе, хотя я точно помнила, что недавно позавтракала. Ирка задумалась на мгновение, потом достала из сумки бутылку газировки.

— А то вдруг пить захочется? — пояснила она, бухаясь на живот и отрывая зубами кусок колбасы.

Я немедленно последовала ее примеру и, энергично двигая челюстями, спросила:

— А от меня, я так понимаю, ожидают пол-литра?

— Ага. — Надька увлеченно чистила яйцо. — Только почему поллитровка? Ожидалась литрушка!

Мы принялись хохотать, пока не выяснили в конце концов, что я теперь должна подружкам пятилитровую канистру чистого медицинского спирта.

— А вы не описаетесь после пяти литров? — вежливо спросила я, а Надька ответила:

— Нет. После пяти литров писаться будет уже некому!

Ирка покатилась со смеху, да так, что чуть не подавилась. Мы с Надькой, конечно же, сразу начали колошматить ее по спине в спасательных целях. Она с писком отбивалась от нас.

Навозившись, мы плюхнулись в рядок на животы.

— А когда я была маленькой, — сказала Ирка, — на пляже секунды не могла просидеть. Сразу в воду. Пока не посинею. А как посинею, меня начинали вылавливать, а я сопротивлялась.

— Все малыши, наверно, любят купаться. Вон посмотри, как та тетка мучается, — я показала на нашу соседку по пляжу.

Ее младший пацан, вытащенный из воды, сидел синий и скрюченный на песке, но от полотенца гордо отказывался в знак протеста. Как только матери надоело стоять около него с полотенцем и она отвернулась, он, словно краб, бочком-бочком засеменил к воде. Мы засмеялись, а Надька крикнула:

— Мамаша, ваш ребенок смылся!.. То есть убежал!

Несчастная мать резво повернулась и увидела сынка почти у самой воды.

— Ну Колька, — закричала она, — или ко мне, или тебе конец!

— Славный выбор! — сказала Ирка. — Надеюсь, он не выберет смерть в пучине.

Несчастное дитя, терроризируемое матерью и преданное зловредной теткой, поплелось с видом каторжника назад. Проходя мимо нас, он повернул голову и с удовольствием показал Надьке язык. Мы с Иркой ткнулись носами в покрывало и завыли, а Надька зашипела:

— Ух ты, блоха иерихонская! Сейчас опять матери скажу!

Дитя поспешно ретировалось, а я спросила:

— Что это за блоха такая? Откуда тебе знать, что в Иерихоне были блохи?

— А где их не было? — пробурчала Надька и засмеялась.

Пока мы веселились, семейство вдруг начало резво собираться домой. До этого они вроде не торопились, ели апельсины, Колька с сестрой, конечно, бросались корками. А сейчас мать строго прикрикивала на детей, те быстро и послушно собирали разбросанную одежду. Они поднялись. Перед тем как уйти, женщина сказала:

— До свидания! — потом почему-то тревожно глянула за наши спины и ушла догонять детей.

— До свидания! — в один голос гаркнули мы, а я; конечно, не вытерпела и оглянулась.

Я быстро уяснила причину поспешного ухода женщины с детьми: за кустом, метрах в тридцати от нас, возле маленького симпатичного столика, неторопливо раскладывала вещи компания, человек десять. Состав вновь прибывших был чисто мужским, вероятно, по этой самой причине контролировать в дружеской беседе отдельные слова и обороты считалось излишним. Вели они себя непосредственно, словно дети, и располагались, похоже, надолго. «Не люблю я подобные компании», — подумала я и вслух сказала:

— Кого как, а меня такие компании не воодушевляют! — и кивнула в сторону мужиков.

Подружки разом посмотрели назад, потом переглянулись.

— Они? — спросила Надька Ирку.

Та кивнула:

— Они самые.

— Никак ваши друзья? Что вы тут, как у гроба с покойником, шепчетесь? Или вон, в кустики идите. Или объясните толком: кто «они»?

— Не бузи. — Ирка явно расстроилась. — Главное, искупаться не успели.

— Это те, Стаська, про чьи номера я тебя спрашивала.

— А! Чего ты, Ирка, расстроилась? Пойдем да искупаемся. Боитесь их, что ли?

— Ну не то чтобы… — протянула Надька. — Просто…

Как бы это сказать? На академиков они не похожи. На инженеров тоже. Цепи — гляди, в воду полезут, утонут.

Мне в голову только одно приходит…

— Уголовники, — быстро подсказала я.

— Вот-вот! Они самые.

— Хотя, с другой стороны, — рассудила я, — я лично знаю пару человек, отсидевших в тюрьме, и ничего, приличные ребята.

— Так-то оно так, — согласилась Ирка, — но как это проверить?

— Тоже верно, — мне пришлось согласиться.

Посовещавшись, мы решили следующее: искупаться без выкрутасов, выйти, по сторонам не смотреть, на окрики (если будут) не реагировать. Берем вещи, а переоденемся в кустах, что под горкой.

— Только не ходите как циркули, — напомнила я. — Это внимание привлекает, будьте естественны.

От жизнерадостной компании, судя по веселью, уже принявшей по первой, нашу лежанку закрывали кусты.